АгломерАд. Деревня старая немцовка. ч4.3

Параллельная церковь? Будем правдивы, каждый из прихожан, чётко знает, какой из служащих священников, является настоящим служителем Божьим, а кто просто в церкви работает. Кто души человеческие спасает… а кто на внедорожниках катается.
Будем честны, кого из батюшек направляют «поднимать» деревенские приходы, подальше от богатых городских храмов? Подальше от «золотых куполов» и «высоких приёмов» направляют именно таковых, нестяжателей. Старцев.
Параллельная церковь. А теперь стоит подумать, что будет, если народ будет ходить только к таким, «своим»… настоящим старцам.
Уже перед самой станицей, что располагалась немного на возвышенном месте берега огромного озера, отец и дочь слегка свернули в сторону. Там же, вдоль берега, но на другой, высотке, стоял древний, всей станицей восстановленный храм. Храм Пресвятой Богородицы в честь иконы Умягчения злых сердец. Дорога добегала до холма с храмом и раздваиваясь, одним своим течением взбегала на гору, к церкви, а вторым рукавом огибала его и уходила в сторону. Таким образом, в станицу с этой стороны можно было попасть либо через храм, либо огибая обходя его стороной.
Когда-то давно, может лет двадцать тому назад, на руины простоявшего долгие годы без настоятеля, старенького храма, прислали молодого священника. Прислали поднять хозяйство, отремонтировать здание, открыть храм и наладить богослужение. Нового отца-настоятеля звали Александром, и прибыл он с молодой своей женой. Оба они были из агломерации и оба не имели опыта жизни в диких условиях. И никто из них не обладал нужными профессиями для деревенской жизни. Было не понятно, за что был «сослан» сюда молодой священник. Но священники – это солдаты Христа, подчинение их начальству – это подчинение Богу, а бунт против – это бунт против Бога. Каково бы ни было то начальство. Такие солдаты, без единого слова супротив, пойдут туда, куда их направит руководство. И служба их, не прекращается ни на минуту до самой смерти. Вот и прибыл отец Александр на место назначения полный решимости и с верой в успех. Вера в Бога наполняла его. Встретило же здесь молодую чету разруха и самое начало нового средневековья. Дикие земли вокруг агломерации на тот момент были ещё не стабилизированы властью. Системы сдержек и противовесов не выверены, таблицы зависимости и подчинения не выстроены. Хрупкая конструкция вассалитета только ещё создавалась. Красный маяк, ровно как и многие другие посёлки и станицы, только лишь начинали собственную, относительно самостоятельную жизнь и независимую историю. И отец Александр, оказавшийся в центре разрухи, с минимальной поддержкой из патриархии, оказался в труднейшей экономической и политической ситуации. Подобное положение священников, на тот момент было одинакова для диких территорий всей страны. В те годы, как собственно и сейчас, «златокупольная» церковь агломераций, смотрела на свою «деревянную» сестру во Христе, как бабос на бедных деревенских родственников. Поэтому помощь, оказываемая им, была самой минимальной. Не редко было и такое, что священники покупали церковную утварьь за свои денги. По расчётам церковного управления, доход священника должен был приходить исключительно от подаяний местного населения.
Таковое подаяние не смогло охватывать все нужды молодой пары и одновременно идти на восстановление храма. Но священник, это солдат находящийся на службе и коли приказом было означено строительство не семьи, а церкви, то основные средства отец Александр пускал на воссоздание обители. Такой ход вещей не мог длиться долго, и молодая попадья, пожив в полуразрушенном доме, в неотапливаемых комнатах, с дырами в полу и крыше, на подножном корму собственного огорода… покинула сей убогий приют и подалась в агломерацию. Винить в сём содеянном сию неверную жену, к тому же ставшую матерью, можно было лишь отчасти. С дочерью на руках, без обязанностей перед кем бы то нибыло в сердце и с жаждой обывательского потребления, ей были чужды понятия о служении и долге. Дитя избыточного комфорта как необходимости для существования, она была продуктом своей эпохи и ничуть не выделялась среди абсолютного большинства обывателей женского пола. Она уехала в мир и забрав с собой дочку, оставила священника одного с резко навалившимися на него проблемами и заботами. И вскоре, не выдержав тягот, отец Александр умер. Умер ли он от воспаления лёгких, или от недоедания, или от очередного вируса, или же его скосило звенящее в пустых комнатах одиночество… по сути было уже не важно. Как собственно было уже не важно, оставила ли бывшая матушка имя первого своего мужа, или словно дёготь с ворот, попыталась выжечь и замазать сочной краской новой жизни. С тех пор, не осталось ни семьи, ни фамилии, ни старого того дома, где жила молодая семья. Но остался, сохранился тот храм, который начал воссоздавать отец Александр.
А также, то место, Адегов холм, на котором была воздвигнута церковь.
Вышедшее наконец дня солнце, белоснежный с голубым храм о трёх маленьких золочённых маковках, небольшое подворье, полная семейного уюта изба и хозяин всего этого, отец Андрей, встретили рабов Божьих предвечерней тишиной и запахом печёного хлеба. Новый настоятель храма, средних лет мужчина, крепкий, спокойного и чуть задумчивого нрава и твёрдого, «уверенного» характера, перекрестил их вместе с бронемашиной и благословив подставленные руки, провёл в дом. Алиса, повязав платок на голову, а длинную материю плюша на талию, прихватила свой походный баул и поспешила следом за мужчинами. На приезжих тоскливо поскуливал из будки здоровенный, пятнистый «южак».
Отца Андрея, с крепкой и уже состоявшейся семьёй, прислали сюда уже гораздо позже. Это был человек простого, честного склада, и своим исконно русскими взглядами на миропорядок, и обмирщение в душах первосвященников, сильно отличался от своего агломерационного начальства. Видимо за то, и был выслан из «золотой церкви» метрополиса. Прибыл он, когда новое средневековье вступило в свою полную силу, конструкция новой Либеросии была отстроена, а законы вассалитета – кто, кому и сколько раз должен делать «ку», чётко прописаны и «втемяшены» в головы жителей «огнём и мечом». Да и приняли нового отца-настоятеля уже совсем иные люди, жители ближайших станиц и деревень, нежели это было ещё каких-то дюжину лет назад. Этот новый батюшка сразу понравился станичникам, сразу и прочно вошёл в их жизнь и смерть. Ему всем миром помогли отстроить храм и подворье, помогли наладить быт и защиту. И с тех самых пор, синергия священника и паствы сложилась в поистине в идеальное соработничество.
И с этого ли момента, с этого ли батюшки, с этого ли храма близ станицы Красный маяк… но именно тогда начался большой этап в жизни страны и Православной церкви. Началось новое просвещение старыми, ортодоксальными истинами святого Евангелия. Главным принципом которого, стал примат нестяжательства. Закон бессребреничества. И по исконно-русским землям Либеросии, пошли изгоняемые из агломирья за инаковость мыслей, православные проповедники ортодоксального Христианства. Полумёртвые от экономических реформ, усталые от «войны городов», оскотинившиеся после кровавых переделов бесновавшихся в порах агломераций, народ диких земель с благодарностью принял этих новых миссионеров истинной веры отцов. Обходя стороной агломерации, по Либеросии шла и разрасталась вторая волна Святого крещения страны.
Так возникла параллельная «золотой», «деревянная» церковь.
В кухне отца Андрея, половину коего занимала настоящая русская печь, стоял сладковатый запах печёного. На столе, подле печи уже выстроились в ровные ряды несколько десятков маленьких, румяных просфорок. Оглавлял же построение, артос - большой служебный хлеб.
Отец Андрей сложил в холщёвый мешочек несколько малых просфор и пригласил гостей за стол. Аршинины, которым не терпелось попасть домой, отказались от чая с вареньем и извинившись, принялись собираться. Алиса, развязав баул, вытащила покупки заказанные отцом Андреем из города. Несколько витых свадебных свечей, благовония для ладана, пара серебряных ложечек «на зубок» и большая, красивая яркими красками, в раме из пластиковой древесины, икона Умягчение злых сердец.
Отсутствие помощи из метрополий, вовсе не отменяло строжайшую обязанность сосланных в аглопоры батюшек наичестнейшим образом нести свою службу Богу и людям. Вышвырнутые в самофинансирование и самообеспечение, такие «дикие приходы», однако же полностью обеспечивали все положенные типиконом службы, святые таинства и требы. Как они это делали, оставшись без финансирования и лишь с духовной поддержкой, на то ответ знали лишь сами их настоятели. Но было ясно совершенно лишь одно – все эти настоятели, являлись настоящими, народными батюшками. Иные сюда попросту не попадали. Ведь по знакомству или родственным связям, агломерационное церковное начальство никогда и никого в подобные дыры не направляло. А направляло лишь того, кто родством не вышел, да мнение собственное имел. Духовные академии ежегодно выпускали новых священников, обеспечивая пустующие церквушки даже в самом отдалённом подзаднике цивилизации. Сменяя одного новоназначенного батюшку на другого, в конце концов, методом перебора, находился такой человек, который и сам прикипел к месту, и местными принят был. Начальству же, главным было то, чтоб место не пустовало, да святые таинства исполнялись. А как это настоятель обеспечит, это никого, кроме сосланного священника, не интересовало. Вот и шли на такие некорыстные должности и приходы те, кто и сам выходил из подобных мест, либо душой Богу предан был, да люд чёрный любил… как самого себя. Никакие иные в порах не задерживались. Никаких иных поры не принимали. Ну а сам народ за такого батюшку – горой вставал, жизнь свою отдавал. И средствами поможет и выручит и защитит.
Таким вот образом, и выкристаллизовывалось духовное воинство «деревянной церкви»
Переговорив с отцом, настоятель провёл Аршининых в храм.
Крест и поклон поясной. Надвратная, древнейшая и чудесная икона Божьей Матери претерпевающей семь направленных в неё стрел, благословляет входящих в храмовый предел. Отец Андрей вводит Алису с отцом в церквушку. Электричества нет, ровно как и во всех диких землях. Вечерний свет льётся из узких, стрельчатых окон. Свечи пред алтарями. Алиса, в полнейшей тишине и собранная в мыслях, по очереди подходят к иконам и крестясь, прикладывается к образам. Она изгнала из головы мысли об оставленном позади городе грехов и деревне пороков, и берётся за молитву. Мольбы за жизнь и здоровье родителей и братьев. Мольбы за то, чтоб не рушился их, с трудом сложившийся мир станицы.
Потемневшая от времени икона «Семистрельная», благословляет выходящих из притвора храма людей. Её молодой лик с яркими, не подвластными времени и старению глазами, внимательно и пристально взирает на Алису. Живые глаза. И непонятное Алисе к ней обращение. Матерь Божья смотрит не в глаза девушке. Смотрит прямо ей в душу.
Отец Андрей, подбоченившись, посмотрел на старенькую и выцветшую икону-привратницу. Вечерний ветер трепал подол его рясы.
- Сегодня же, после вечерней и поменяю. – говорит отец Андрей, держа в руках привезённую из агломерации икону. – Освящу и поменяю. А чудотворную, как время у тебя случиться, на реставрацию отвези.
Отец, стоя у бронемашины, смотрел как над колокольней, в вечерних небесах, кувыркается и хлопает крылами, красноплечий турман. Алиса посмотрела на голубя и перевела взгляд на противоположный, огромный холм Вдали. в вечерней дымке и в дымке от топящихся печей и бань, видно большое село. Большое, но со строгим расположением, построение частных домов и массивных общественных строений. Станица. Вся она, будто бы всей своим деревянно-каменным телом, погружена в изумрудные воды. Словно сокрыта под ворохом листвы, плавающей на поверхности озёрной глади. Лишь высокие смотровые башни, да вышки ветряков, торчат из глубины вод, на поверхности которой, еле шевелясь на ветру, колышутся малахитовые пятна зелени. Алиса прищуривает глаза и словно бы лазерный луч дальнобойного целеуказателя, пробиваясь сквозь особо ретивый столб дыма из общественной бани, к ней, прямо в её сердце и душу, протягивается длинный и тонкий, красный луч света.
- Да, батюшка. Я уже договорился. На днях ещё раз созвонюсь с Шеломенцевскими и заеду за вами.
- Не стоит. Аксинья отличный богомаз и без меня знает, что надо изображать и как надо реставрировать. – уверенно махнул рукой отец Андрей. – Завтра к вечеру пришли кого-нибудь из своих. Я подготовлю икону и передам.
Алиса первой подошла под напутственное благословление и забралась в машину. Отец сел за штурвал и кивнув на прощание провожающему их у ворот священнику, повёл машину вниз под гору.
От храма до станицы было чуть более двух километров.
Поселение Красный маяк, заново основанная на руинах и пепелище древней казачьей станицы, считалось крупным, по меркам других уральских поселений. Это было место жительства четырёхсот пятидесяти трёх человек, с небольшими отклонениями в количественном составе в зависимости от сезона. Станица была малой родиной, надёжная крепость и отчим домом для её жителей. Для государства же, станица служила маяком главенства цивилизованных законов, над родоплеменными обычаями, феодальными понятиями и откровенной анархией, господствующих в этих диких землях.
Но самое главное, Красный маяк являлся одной из немногих надёжных опор, против внешнего и внутреннего врага. Казачьи станицы, по «Договору о содействии», имели право на хранение и использование огнестрельного вооружения, в обмен на обязательства охраны госграницы, которая после создания агломераций, практически лишилась погранвойск как таковых. Тренд на агломеризацию планеты, привёл к созданию регионов-государств. Не обошёл этот тренд и Либеросию, где отгородившиеся от всего мира надёжными барьерами, полностью автарконные метрополисы, совершенно не задумывались над тем, чтоб хранить свои границы на замке. Многочисленные спутники и охранные дроны, надёжно следили за тем, чтоб никакие крупные формирования не проникли через границу. Солдаты-лимитаны, заменившие погранвойска, были готовы предотвращать подобные провокации… но вот против любых мелких и единичных рейдов через кордоны страны, никто из жителей диких земель застрахован не был. Но было ли это проблемой для властей страны? Вот во многих частях современной Либеросии, на защиту резко ставших проницаемыми международных границ, и были призваны на помощь государству частные лица. Генштаб, опираясь на исторические прецеденты в прошлом страны, разработал долговременный, но простой и надёжный план. Изначально давая добро на основание станиц либо поселений таким образом, чтоб их расположение приходилось точно на самые проблематичные приграничные зоны, государство изначально закладывало фундамент своего рода военных поселений в опасном для себя фронтире. Расчёт оказался верным. Поселенцы, казаки или сами бывшие военные, были кровно заинтересованы в целостности границ. Они не только держали её на «замке», но и при конфликте, смогли бы отразить удар, либо приостановить его до развёртывания основной боевой группировки. Со всеми подобными поселковыми образованиями, государством были заключены договоры на несение приграничной службы. Так, в каждой из станиц Сибири, Урала, дона, Кубани, Терека и многих других, появились отряды и бригады содействия. Они обязывались держать вооружённых и обученных бойцов, совершать рейды по приказу армейского командования, держать охрану назначенных зон и докладывать обо всём, что выходило за рамки норм. В замен же, станицы получали право существовать и быть встроенными в конструкцию агломерационных пор.
- Устала? – отец любящим взглядом посмотрел на прикрывшую глаза Алису.
- Да. Агломерация… она как громкая и надоедливая музыка с цветовым сопровождением. Какой-то вечный ночной клуб, насильно перегружающий все чувства человека . Шумно, тесно, ярко и парадоксально скучно. Утомительно как весело. – не открывая глаз, сказала девушка.
- Что? Димка рано поднял. Не дал тебе выспаться? – усмехнулся отец.
- Выыыспалась. Тут, пап, дело не в теле. – Алиса качнула рукой и улыбнулась отцу. - Даже если оно полностью отдохнувшее, то душа, мысли… чувства – всё напряжено. Всегда что-то происходит вокруг тебя, постоянно кто-то ломится в душу, постоянно что-то переживаешь, ежеминутные потоки информации со всех сторон и обязательно кто-нибудь что-то тебе внушает. Я понимаю, что это всё пустое или враждебное… но всё равно обращаешь внимание. Всё равно думаешь об этом. Чувствуешь…
- Дааа… Тебе не дано этого. – отец кивнул и сбавил скорость на спуске. – Ты, как говорит твой дед, не «нагломироед».
- Не знаю, как там в своём Чубайсигорске Володя, но Димка совсем… - она постучала костяшками пальцев по композитной броне стойки стекла. – стальной к этому делу. Совсем не замечает. Или вообще… пропускает сквозь себя весь этот агломерационный яд.
- Тефлоновый.. так говорили в моей молодости. – усмехнулся отец.
- А можь он вообще у нас мутантом стал? А, пап? – посмотрела на отца Алиса.
- Да нет. – не отводя взора от дороги, тихо рассмеялся тот. – От пребывания в агломерации не мутируют. Хотя…
- Мутируют. – нахмурившись, уверенно кивнула Алиса. – Ещё как мутируют. Душой и помыслами мутируют. Даже логика со смыслом страдают. Это я тебе как дипломированный хирург со стажем могу сказать.
- Логику и душу скальпелем не препарируешь, хирург ты мой родной. – отец потрепал дочь по голове. – Но задумываться о том, не родили ли мы с мамкой хомала, я стал чаще.
Спуск окончился в большой ложбине, где господствовала влага, тёмно-зелёные цвета и мясистые стеблем и листом растения. Молча, в собственных раздумьях, отец с дочерью миновали грибные места и «Эрха» вновь пошла в гору. Здесь им повстречалась телега, запряжённая крупной лошадью. Животное вела под уздцы высокая и статная женщина – жена священника. На телеге ехали трое ребятишек, два мальчугана постарше и маленькая девочка. Дети отца Андрея учились в станичной школе и иногда оставались на дополнительные занятия. Мать отвозила их каждое утро и возвращалась за ними после занятий. Вокруг телеги, ныряя в высокую траву по обочинам и выпрыгивая из кустов на дорогу, бегал здоровенный «южак» - копия того, что остался в подворье.
И детишки, и женщина приветливо помахали руками бронемашине.
- Мы с тобой, Алиска, выживаем. Владимир наш, он ищет. – размеренный голос отца вернувшего как оказалось лишь приостановленный разговор, был едва слышим, но от этого стал внушительнее, а слова весомей. – Ты должна понять это, дочь. Понять, потому что Димка… он борется.
Бронемашина пошла наверх. Вскоре, эрха вынеслась на взгорок и отсюда, уже в непосредственной близи, показалась станица Красны маяк. И если в немцовке жили те, кто хотел бы жить в агломерациях, но кого она отгораживалась как от зачумлённых, то здесь проживали те, кого агломерация приняла бы с удовольствием, но кто сам отгораживался от агломерации, как от зачумлённого места.
Холм, на котором стояла станица, был гораздо шире и положе, но и гораздо ниже чем тот, на котором стоял храм. И как колокольня на храме первой показывалась приближающемуся к нему человеку, так над станицей первой показывалась, отстоявшая поодаль от самой станицы, наблюдательная вышка на массивной сторожевой башне. Вслед за вышкой, ближе к ней, появился железный столб с чистой, красиво оформленной надписью на добротной пластиковой доске. На красном фоне пластикового дерева было написано крупными, стилизованными белыми буквами: станица «Красный маяк». Оканчивала надпись крупная, объёмная, пятиугольная звезда.
И только лишь увидев эту надпись, лишь услышав сладковатый запах печных дымов и топящихся бань, Алиса расслабилась и даже повеселела. Впереди были тепло, уют и защита. Впереди были мама и бабушка с дедом. Впереди был родной дом.
Так же, впереди был глубокий и широкий ров, был высокий вал земли из этого рва, а по сторонам света располагались четыре дома-крепости с дозорными вышками. В центре этого огороженного пространства, находились крест двух широких улиц и радиальные перекрестья проулков. Станица имела общественные конюшни, общественный оружейный склад, общественная баня, общественные колодцы, а так же общественные школа, садик, библиотека, дом культуры. Практически все особо значимые сооружения, частные дворы и общественные места, на высоте пяти метров, были сокрыты под натянутой камуфляжной сеткой. Она-то и давала диковинный вид затонувшего под водой Китеж-града. Сетка не была предназначена для полного сокрытия станицы, но надёжно прятала под собой всю хозяйскую, бытовую и военную деятельность селян. В общем, станица стремилась к максимальной безопасности и независимости по всем направлениям, от пищевой, до культурной. Первостепенной же среди них, была безопасность свободы и жизни тех, кто жил в станице. Ну а обобществление подавляющей части труда и быта, было инструментом выживания. Нормой жизни. Жизненной потребностью.
В станице господствовал советский уклад жизни.
Из станицы было два противоположных друг другу выезда: один шёл к храму, другой выходил на общественные поля и плодовые сады, проходил мимо руин бывшей МТС и только затем расходился трезубой вилкой в разные стороны. Деревня Лужники - ещё одни данники банды Решета, вольная казачья станица Шеломенцевская и долгая дорога в приграничный котёл хаоса Курганья.
Когда они подъехали к неширокому мосту через ров, ворота на другой его стороне были закрыты. Здесь, на безопасном расстоянии выстрела от основного скопления домов, сложенный из толстых блоков, с узкими окошками-бойницами, стоял средневековый блокпост. Круглая башня в три этажа с широкой, зубчатой площадкой наверху. Посередине площадки высилось стальное древко с красным стягом. Напротив башни, через дорогу, стояла высоченная, сложенная из тех же блоков, дозорная вышка, между которой и башней был перекинут широкий помост с верёвочными перилами. Ещё три таких, или почти таких, башни-поста стояли по всем иным сторонам света. Вал, со стороны станицы, был под прямым углом срыт и укреплён вертикально врытым рядом брёвен. Конечно, против маломальской войсковой спецоперации с полноценным 4-D охватом, такая средневековая оборонительная техника была бы совершенно не эффективна. Но против банд и шаек разного пошиба, что обживают дикие земли внеагломирья, сооружённая станичниками система действовала на отлично.
Возле ворот никого не оказалось, но стоявший на вышке часовой помахал рукой притормозившей перед въездом «Эрхе» и наклонившись за каменный парапет, нажал на тревожную кнопку. Тут же, в башне хлопнула дверь и из за неё показался высокий молодой человек крепкого телосложения с древнейшим автоматом за плечом. Он подбежал к воротам и поковырявшись с электронно-механическим замком, отпер его и отворил створы.
- Как в станице? – Отец приопустил толстенное стекло и кивнул отдавшему ему честь бойцу.
- Степан Николаевич, всё как Вы и оставляли утром. – страж, молодой человек в полевой форме цвета хаки, отрапортовал уверенным, серьёзным голосом. – На нашем посту инцидентов не было.
- Благодарю, Семён. – Отец одобрительно кивнул в ответ. – Продолжай дежурство.
Семён шагнул назад, пропуская машину и его рукав вспыхнул яркой нашивкой красного цвета с маленькой и белой пятиконечной звездой. Глаза же парня, расширились от восторга, когда их взгляд упал на украшенную новыми серьгами девушку. Он приветливо улыбнулся Алисе и проговорил отъезжающей машине:
- С возвращением.
- Пап, а почему Вираж опять В смене? – Алиса оглянулась на оставшегося позади парня и махнула ему рукой. – Я уезжала – он третий день отстаивал и ещё до того… тоже дня три на вратах стоял.
- Семён? Сам просится. – отец, как всегда, проигнорировал молодёжные прозвища. – Ну а что? Если не хочет учится, пусть работает. Пусть служит. Парень он крепкий, умелый, многого добьется. Хотя, мог бы много большего… если был бы идейно ответственным.
И хотя ни безответственным, ни неучем, Семёна назвать было невозможно, Алиса прекрасно понимала о чём говорит отец. В станице Красный маяк могли смело проживать как казаки по рождению и крови, так и любого иного роду и племени. Ровно так же не делалось исключений ни для Христианина любой конфессии, ни для Мусульманину какого либо мирного течения. Требование было лишь одно – полное и неукоснительное приятие и принятие коммунистических идей, и жизнь по их законам. И соответственно, всё что с этим было связанно.
В Либеросии, царившая в образовании «урдома» уничтожила весь учебный процесс, и полностью отменила всю её бесплатную компоненту. Однако, в Красном маяке, ровно как и в большинстве иных станицах и поселениях, дело обстояло несколько иначе. В разной степени, но иначе.
Так например, в родной Алисиной станице, всех без исключения детей учили совершенно бесплатно. Преподавали всё, что только могли преподавать. Воспитывали своих учителей и выращивали целые династии. Старались выписывать тех специалистов, кого не было в станице из любых иных мест. Закачивали электронные учебники – копии перепечатки ещё советских времён, скупали бумажные и никому уже сейчас не нужные раритетные оригиналы. Одним словом, старались полностью, хотя бы в теории, дать детям всё то, что давали школы СССР.
Для того, чтоб воспитать из человека свободно думающую, творчески мыслящую, ответственную, совестливую и стремящуюся к восхождению личность, применялся электронный комплекс учебно-воспитательной литературы и программ, под названием проект «Сути». Это была подборка классической литературы, учебников и учебных материалов, для помощи в воспитании человека-творца, достойного принесённого ему прометеевского огня знаний. Человека, самого ставшим Прометеем.
Однако, была и такая наука, которая являлась обязательна к обучению не для всех. Точнее, обучаться ей мог каждый, но далеко не каждый мог и желал вместить в свою голову данный багаж знаний.
«Смыслы». Вторая часть учебно-воспитательного комплекса представлялась как сформированный в программу блок-архив учебной литературы и видео-лекций.
Являлось это, максимально возможно полным комплектом всевозможных материалов классиков коммунизма и людей развивающих эту идеологию. Выжимка всего наилучшего, что было написано гуманистическими философами и сказано пророками мировых религий. Это был объёмный труд, пытающийся объяснить происходящее в мире, с позиции высших, метафизических смыслов.
Предназначалось это, для того, чтоб человек правильно видел политико-идеологическую подоплёку мира современности. Правильно чувствовал его и понимал его законы и правила. Верно понимал различия между природой и культурой человеческого общества. Твёрдо знал путь гуманизма и его врагов. А значит, мог правильно выстраивать своё развитие и развитие общества вокруг себя.
Всё в месте, это называлось проект Сути и смыслы. Этот проект, как и ряд иных, идеологически схожих, был запрещён в Либеросии как террористический. И только досконально изучив весь этот проект, лишь сдав по нему экзамен на отлично, человек мог рассчитывать не просто на проживание в станице, но и на занятие руководящих должностей. Тем самым, направляя жизнь и развитие станичного общества в единственно правильном направлении, с гарантией того, что путь будет подобен вектору, направленному вверх. В будущее.
Эрха пересекла пустое пространство и оставив позади вытоптанное футбольное поле с двумя воротами, въехала непосредственно в станицу. Вдалеке, где то ближе к краю поселения, ярким кроваво-плавящимся пламенем горел свет незримого отсюда костра. Свет родного очага звал девушку. Она плыла на свет этого красного маяка, словно заблудившаяся… пропадшая в бездне жёлтого отравленного тумана агломерада. Она летела на чистый свет родного дома.
Станица. Каструм – римский военный лагерь, круг домов опоясанных окружным рвом и валом. Две перекрещивающиеся, главные дороги – названные именами Маркса и Ленина. Несколько радиальных улиц носивших имена геройски павших за свободу и жизнь станицы. В центре, большая и мощённая площадь для сборов. Там, по-правую сторону стояла небольшая домовая церквушка, по-левую – дом культуры. Над входом в последний висел большой плакат, с крупно написанной цитатой команданте Эрнесто Че Гевара:
«Если коммунизм и христианство объединятся, то они станут непобедимы и явятся спасением мира».
И если Коммунизм был духом станицы. То Душой её было Православие.
В центре площади, на высоком пьедестале в полный рост, возвышалась древняя статуя спасённая из разрушенного завода – бронзовый Ленин. Сразу за ним - высокий флагшток из стали с реле-троссовым механизмом. В этот вечерний час, на лёгком ветру, колыхалось Красное, с бахромой и со звездой о пяти концах, серпом и молотом увенчанное, двухметровое полотнище с золотыми шнурами и кистями. Это был настоящий, боевой штурм-флаг. Найденный сознательным прапорщиком на старом складе, он был подарен станице.
Это и было сердце станицы.
Улицы в этот час были многолюдны и веселы. Всюду бродили коровы, самоуправляемые, или с интеллектуальным наведением, в виде бредущего подле ребёнка с вичкой в руках. Возвращались с общественных работ усталые люди. Громко кололись и визгливо пилились дрова. Ароматно топились печи и бани. Мычала, блеяла, ржала и квохтала скотина. Вяло перелаивались собаки. Перекрикивались с улицы на улицу своими ребячьими планами на завтра мальчишки. Задумчиво серьёзно, или насмешливо с прищуром, беседовали на лавках старики.
А огонь яркого пламени, становился всё ближе и ближе.
Дома окружавшие сейчас Алису, жилые каменные и почти всегда одноэтажные с высокой мансардой, были за небольшим исключением однотипны. Они строились всей станицей и распределялись бесплатно между молодожёнами и редкими новоприбывшими. Были здесь так же и рубленные из массивных брёвен избы и дома выстроенные по индивидуальным проектам. Эти последние ставились лично их хозяевами, из их же материалов и на собственные их средства. Селиться в станице никто никому не запрещал. Главное было соблюдать строгие, но чёткие и совершенно справедливые правила и трудиться в коллективе на благо станицы. Но даже и эти типичные и похожие конструкцией дома, были совершенно разные по оформлению. Творческие начинания и артистические поиски, никогда не запрещались в Красном маяке, но только развивались и поддерживались.
Из радиальной улочки выскочил верфный воин в полевой форме и в казачьей фуражке с красной звездой. Он подскакал к машине и нагнувшись к приоткрытому окну, громко заговорил:
- Степан Кузьмич. Ты давеча про послание от «зарян» выспрашивал. Держи. Тебе пакет.
Конный блеснул белозубой улыбкой из под густых усов Алисе и отдав честь отцу, поскакал дальше. Его рыжий с белой звездой на лбу конь, высоко вздымая колени, выбивал пыль из под копыт.
Отец бегло взглянул в написанное и вздохнув, убрал свёрнутый в трубочку листочек бумаги в карман.
- Алые зори тоже чужаков видели. – пояснил он прочитанное. – И того, если наши «белые» братья подтвердят мои опасения, весь приграничный с Казахстаном район кем-то тщательно обследуется.
Главная улица свернула для них в небольшой проулок и тот, продлившись до самого конца, упёрся в большой дом с красной, черепичной крышей.
Дом есаула станицы. Массивный, катанный из толстенных брёвен, со вторым этажом и чердаком, о резных ставнях, полисадиком волной и с ажурными фигурками, при больших воротах из дерева. Поверх черепицы, раскатанный тонким слоем сверхпрочной тканевой фольги, располагались панели солнечных батарей. Они, отражая своей поверхностью цвет крыши и заходящего светила, своим цветом вторя ему, освещали всю округу. Солнце щедро выплескало из очередного своего протуберанца, ультрамарин и багровое пламя. Облило. Подожгло. И теперь Крыша, весь дом, тускло сверкая, словно блестящей слюдой окон-глаз осы-блестянки, светил ярким маяком на самые дальние расстояния.
Далеко. Достигая до самых дальних уголков памяти, глубин души и высот сердечных помыслов.
Словарь:
Южак – собака породы южно-русская овчарка.
Артос – греч. Квасной хлеб. просфора всецелая, единый для всех членов церкви хлеб.\ Продолжение следует…
Уважаемые читатели, по нижеследующим ссылкам, вы можете задать вопрос автору, оставить отзыв на прочитанное, а также, ещё больше познакомиться с миром АгломерАд: